Был вечер, полный отвращенья,
Где в пустоту лилось вино,
Слова, лишенные значенья,
Плели мы, как заведено.
Светало. И хозяин дома,
Честолюбивый старый шут,
Нас вывел в город незнакомый
Под купол неба, как на суд.
Плелись мы улочкою странной ―
Сады и нет почти жилья,
И вдруг во тьме, как дар нежданный,
Раздался голос соловья.
В нем только страсть. В нем нет порыва,
В нем только суть, в нем только страсть,
Но этот голос нам на диво
В ту ночь не дал нам запропасть.
Та ночь была началом ритма,
Началом Анны и любви
И выходом из лабиринта,
Нить Ариадны ― соловьи.
Зачем, зачем в ту ночь святую
Я не поверил, что спасен,
Что полюбил, что существую,
Что жив, что это все не сон.
Был день рожденья, поезд, розы,
И страх ― она не та, не та…
И снова ритм вагонной прозы:
Та-та, та-та, та-та, та-та.
А после ― жар, подстать простуде,
Озноб, недомоганье, дрожь…
И вот вокруг ― чужие люди
И Анны больше не найдешь…
И все уже невозвратимо.
Нет Анны и ушли года.
Чужие руки… Запах дыма…
Какая жизнь!.. Беда! Беда!
10 сентября 1967