ВОЛШЕБНАЯ ПАЛОЧКА
(Из поэмы)
1
На лодке
вдоль северных суровых берегов
в расшитой ландышем/ большой косоворотке,
скучая, ехал фокусник Попов.
На сотни верст,/ в своей одежде красной,
уйдя корнями в толщину земли,
деревья севера―/ могуче и бесстрастно ―
в лесном молчанье/ медленно росли.
У берегов стояли валуны.
Шли облака,/ колючих крон касаясь.
А по реке,/ томительно качаясь,
плыл на плечах светящейся волны
серебряный/ холодный/ шар луны,
в пустынном небе смутно отражаясь.
2
Что фокуснику ― небо?! / Будто бог,
он развалился на смолистом днище,
в дырявый зуб,/ пришептывая,/ свищет
тот милый марш, который только мог
быть сочинен безвестным музыкантом
в другой стране, в иные времена.
Что фокуснику значит тишина,
когда он слышал зрителей молчанье,
когда он шел, прославлен и силен,
взволнован женщин сдавленным дыханьем,
польщен мужчин критическим вниманьем,
толпою любопытных окружен.
Что звезд ему холодное мерцанье,
когда он сам за жизнь свою не раз
был освещаем фонарей сияньем
и светом, льющимся из детских глаз.
Играли марш―/ и в одеянье белом
он выходил, медлительный, худой,
в святой чалме, украшенной умело
тяжелого бенгальскою звездой.
Юпитера гудели в тишине,
и, опровергнув книги и науки,
красавица на сцене, как во сне,
летела ввысь, заламывая руки.
И глухо ахал побежденный зал,
когда,/ согласно тихому веленью,
как легкий вздох, как дивное мгновенье,
вдруг/ человек со сцены исчезал.
Лишь он стоял ― торжественный, без слов,
А голуби из длинных рукавов,
шумя, летели,/ медленно кружились
и, замерев над гордой головой,
над сказочной индийскою чалмой,
на плечи повелителя садились.
3
Успех непрочен. / Славы свет ― мгновенен.
Недолго длится сладкий интерес.
И вскоре фокусник в чаду сомнений
узнал, что на земле,/ как, впрочем, и на сцене,
не может быть пленительных чудес.
Те зрители, что прежде, в самом деле,
во время представления худели,
теперь, на тех же обжитых местах,
зевают нагло, морщатся отвратно
и ― никаких иллюзий! ― безвозвратно,
как молодость, скрываются в дверях.
Те мальчики, что так еще недавно
его считали фокусником главным, ―
вбегают в зал, пылая и грозя,
гнилыми яйцами в него бросают,
его афиши бритвами кромсают,
свистят на перекрестках. // А друзья?
Летающая женщина сказала,
что вся любовь давным-давно прошла,
что он ― подлец,/ что он ей платит мало,
трельяж разбила, полочку сломала
и к тенору в любовницы ушла.
А голуби, поворковав умно:
«Мол, дескать, что там, право, в самом деле», ―
теряя пух, в разбитое окно
от нищеты и горя улетели.
4
Пейзажи севера однообразны.
Но много я готов сейчас отдать,
чтоб мне опять случилось в жизни праздно,
среди цветов, кривых и безобразных,
на берегу Синеги отдыхать.
Полутона темнеющего неба
и берегов таинственный покой
повторены, как зеркалом волшебным,
журчащею вечернею рекой.
Как я любил, бывало, без движенья
глядеть часами в меркнущую гладь,
вдруг сразу разучившись отраженье
от собственного тела отличать.
Здесь он и едет, падший бог обмана,
с утра хмелен, который день небрит.
На дне обшарпанного чемодана
его мечта разбитая лежит,
еще чалма, измятая в скитаньях,
коробка пудры, баночка белил
да трубка Англии, что в час прощанья,
в ночь пьяных слез, в минуту расставанья
ему в пивной шталмейстер подарил.
За поворотом сумрак станет мраком.
Скорее бы хоть курная изба!
«Скажи на милость, все-таки, однако,
куда меня, отметив страшным знаком,
проклятая забросила судьба?..»
(1940)