Миф о родине агавы
Создал Генри златоустый
И назвал его, лукавый,
«Королями и капустой».
Вероломно уверяя,
Что не пишет о Панаме,
Он писал и не о крае,
Зябнущем под зипунами:
Он писал о наших голых
И веселых антиподах,
О бамбуках медностволых,
О бананах долгоплодых.
Я завидовал бы долго
Экзотическим рассказам,
Если б ласковая Волга
Не свела меня с Кавказом. ―
Да! мы тоже обладаем
(Не гордитесь, антиподы!)
И Анчурией, и раем
Субтропической природы.
Еду, еду загорать я
К темнокудрым кипарисам:
Кипарисы ― это братья
Нашим соснам белобрысым;
Кипарис пирамидальный,
Друг рапсодов и весталок, ―
Так о нем гласит миндальный
Ботанический каталог;
На почетном карауле
Он стоит, как факел жаркий,
При гробнице, при ауле
И при Худяковском парке;
Он кадит, живой огарок,
Этим финиковым пальмам,
Что похожи на дикарок
В каннибальском платье бальном…
Тень пустынного привала,
Звон палом ничьего гимна
Саговое опахало
Нам подаст гостеприимно;
Лист банана ― сын избытка ―
Нам послужит шляпой яркой;
Будет послан как открытка
Лист магнолии под маркой;
Ахнет и отгонит гадин
Раб руки, бамбук певучий,
И по гроздям виноградин
Тростью вытянется жгучей;
Будут рушиться в корзины,
Волей прибыльной Помоны,
Жертвенные апельсины,
Мандарины и лимоны;
Будет плыть туман табачный
В горы глетчерного хлопка,
Будет хлопать браге злачной
Свежесрезанная пробка;
Злые кактусы и юкки
И агавы-недотроги
Изорвут нам наши брюки,
Искалечат наши ноги, ―
Но от всех врагов защита
Нам дана ― в костровой гари,
В яде древнего самшита,
В чешуе араукарий!
От кустарников лавровых
К нам прихлынут напоследок ―
Дух кумирен и столовых,
Крики муз и хруст беседок…
Друг мой! Да не будет жаль нам
На прощанье преклониться
Перед деревом, печальным,
Как библейская блудница:
Наша северная ива,
Со своей тоской великой,
Весела и шаловлива
Рядом с этим горемыкой;
Не русалочья заботца,
Не Офельина обидца ―
Это горе полководца
На исходе Австерлитца;
Вздернув никнущую хвою,
Как надломленные кисти,
Вот он хохлится совою
Обессиленной корысти;
Пересаженный из края
Желтых скул и водной шири,
Он похож на самурая
За обрядом харакири;
Он пришел в смоляной схиме
От заплаканного риса,
Чтобы здесь присвоить имя
Траурного кипариса…
Милый Генри, где ты, где ты?
Генри, слышишь ли меня ты? ―
Счастлив край, тобой воспетый,
Счастьем тоже мы богаты,
Но на Западе счастливом
Слезы смол не так жестоки,
Слезы смол бедней надрывом,
Чем у нас и на Востоке!
Сентябрь 1928
Создал Генри златоустый
И назвал его, лукавый,
«Королями и капустой».
Вероломно уверяя,
Что не пишет о Панаме,
Он писал и не о крае,
Зябнущем под зипунами:
Он писал о наших голых
И веселых антиподах,
О бамбуках медностволых,
О бананах долгоплодых.
Я завидовал бы долго
Экзотическим рассказам,
Если б ласковая Волга
Не свела меня с Кавказом. ―
Да! мы тоже обладаем
(Не гордитесь, антиподы!)
И Анчурией, и раем
Субтропической природы.
Еду, еду загорать я
К темнокудрым кипарисам:
Кипарисы ― это братья
Нашим соснам белобрысым;
Кипарис пирамидальный,
Друг рапсодов и весталок, ―
Так о нем гласит миндальный
Ботанический каталог;
На почетном карауле
Он стоит, как факел жаркий,
При гробнице, при ауле
И при Худяковском парке;
Он кадит, живой огарок,
Этим финиковым пальмам,
Что похожи на дикарок
В каннибальском платье бальном…
Тень пустынного привала,
Звон палом ничьего гимна
Саговое опахало
Нам подаст гостеприимно;
Лист банана ― сын избытка ―
Нам послужит шляпой яркой;
Будет послан как открытка
Лист магнолии под маркой;
Ахнет и отгонит гадин
Раб руки, бамбук певучий,
И по гроздям виноградин
Тростью вытянется жгучей;
Будут рушиться в корзины,
Волей прибыльной Помоны,
Жертвенные апельсины,
Мандарины и лимоны;
Будет плыть туман табачный
В горы глетчерного хлопка,
Будет хлопать браге злачной
Свежесрезанная пробка;
Злые кактусы и юкки
И агавы-недотроги
Изорвут нам наши брюки,
Искалечат наши ноги, ―
Но от всех врагов защита
Нам дана ― в костровой гари,
В яде древнего самшита,
В чешуе араукарий!
От кустарников лавровых
К нам прихлынут напоследок ―
Дух кумирен и столовых,
Крики муз и хруст беседок…
Друг мой! Да не будет жаль нам
На прощанье преклониться
Перед деревом, печальным,
Как библейская блудница:
Наша северная ива,
Со своей тоской великой,
Весела и шаловлива
Рядом с этим горемыкой;
Не русалочья заботца,
Не Офельина обидца ―
Это горе полководца
На исходе Австерлитца;
Вздернув никнущую хвою,
Как надломленные кисти,
Вот он хохлится совою
Обессиленной корысти;
Пересаженный из края
Желтых скул и водной шири,
Он похож на самурая
За обрядом харакири;
Он пришел в смоляной схиме
От заплаканного риса,
Чтобы здесь присвоить имя
Траурного кипариса…
Милый Генри, где ты, где ты?
Генри, слышишь ли меня ты? ―
Счастлив край, тобой воспетый,
Счастьем тоже мы богаты,
Но на Западе счастливом
Слезы смол не так жестоки,
Слезы смол бедней надрывом,
Чем у нас и на Востоке!
Сентябрь 1928
