День за днем у каждой хлебной лавки
Все длинней становятся «хвосты».
В них растут ― средь ругани и давки, ―
Злые речи, сплетни и мечты.
Царь воюет… Он-то сыт и тепел!
Посмотрел бы, каково здесь нам…
Царь давно Россию нашу пропил,
А царица продалась врагам…
И растут чудовищные слухи,
И горят глухим огнем сердца,
И все яростней шипят старухи,
На морозе стоя без конца.
А мороз все крепче и упорней
Щиплет кожу, пальцы леденит ―
И, не грея, солнце с выси горней
На толпу голодную глядит.
Вдруг открылись двери хлебной лавки
И ― как ночью мотыльки на свет,
Сунулись к ней бабы и ― средь давки ―
Слышат голос: «Хлеба нынче ― нет!»
Все длинней становятся «хвосты».
В них растут ― средь ругани и давки, ―
Злые речи, сплетни и мечты.
Царь воюет… Он-то сыт и тепел!
Посмотрел бы, каково здесь нам…
Царь давно Россию нашу пропил,
А царица продалась врагам…
И растут чудовищные слухи,
И горят глухим огнем сердца,
И все яростней шипят старухи,
На морозе стоя без конца.
А мороз все крепче и упорней
Щиплет кожу, пальцы леденит ―
И, не грея, солнце с выси горней
На толпу голодную глядит.
Вдруг открылись двери хлебной лавки
И ― как ночью мотыльки на свет,
Сунулись к ней бабы и ― средь давки ―
Слышат голос: «Хлеба нынче ― нет!»