Чепуха
Ирине ― она знает про что.
В черном студне известь и лужа,
И вот уже трет твое грудь бедро.
Антикварий на улицу вышел Ужас,
Как лавой живое присутствием дрожь.
И вот уже чудится палачам.
Хрипа и треска спор. Мышь…
Под резцами демониста холода
Пальцы вытопились в багряные формы.
И если высосется сейчас электричество
Лучше заранее очи режь,
Потому что галюцинаций такое количество,
Что они становятся в очередь.
В голове от газет… Деникин, Махно…
А шкап на живот надвигает твой зад;
А дальше… дальше между моих ног
Выплыли твои удушливые глаза.
Подняли со стен холсты давно гам:
Лишь сердце четко, как Ундервуд.
Дай мне Господи, но только лишь по ночам,
Скользил чтоб налитый кровью уд.
Конечно, у тела твоего есть взятка,
Потом слеплено два тела в ком один.
У меня дома кошмар лихорадки,
Прессовался в углах, говорил один на один.
Схватил себя обезумев под мышки, нес,
А сзади шум ночи ворчал и припрыгивал,
И крепко держали капканы одышки,
И улицы к двери отбрасывал прыги вал.
Душа не глуха, но часов глухарь
В току мазал: ужасы? пусть себе!
Я, прикрывшийся бромом, испуганно шептал: Чепуха!
Слыша, как долговязый рассвет гонится за кем-то по улице.
И так как из зрачка язык твой не шел,
Разворачивая без боли слизь,
Утром я себя нашел
Обсасывающим портьеры кисть.
Осень 1919 г.