Клюев Н. А.
«У пихты волосата лапа…»

У пихты волосата лапа,
Чтоб крынку лунную зацапать,
И ель расставила силки
В зеленой зыби у реки
На зайца с облачною шёрсткой.
На лысине коряги жесткой
Светляк затеплил огонек,
И белка пляшет наутек
В смазливой рыжей душегрейке.
У зяблика на пухлой шейке
Зияет звонкая кровинка…
Куда, проталая тропинка,
Ты сердце зимнее влечешь ―
На новоселье иль на нож,
Или под вьюгу поцелуев?
Я ― тот же тяжколобый Клюев,
С рублёвской прорисью зрачков,
Где глыбкий рай и кубок снов, ―
Его пригубить нестерпимо!
Лишь дружба птичкой из Салима
Купает крылышки в пучине,
Чтоб стать, как небо, нежно-синей,
И брызги слез ― целящий ливень,
Послать в житейское мурьё,
Рождая радуги копье,
И в сердце гром озимосвежий!
Бреду тропинкою медвежьей;
Уж сорок пять лестных пролетий
Совятами у смерти в сети!
Их палый пух ― мои стихи…
Как страшно черные грехи
Нести к порогу дружбы юной!
Содрогнись, памятник чугунный,
Испепелится дата лет,
Я ― пихта ярая, поэт,
Ищу любви, как лось сохатый,
Сорокалетние заплаты
Сдираю с кровью и коню
Пучок фиалок подаю:
Отведай, за мое здоровье!
Хозяин в чуме ― изголовье ―
Лесной пожар в пурге кудрей…
О разум! Хворост серых дней!
Не вами молодость водима!
Волшебной птичкой из Салима
Журчит подснежный поцелуй…
Кукушка пьяная, кукуй,
На много зим, ядреных вёсен,
Чтоб цвел брусничник, бор был росен,
И за лешонком в ярь и просинь
Нырял скуластый ветродуй!